Отступление
То, что я предлагаю, вовсе не понуждает отказаться от содержания, игнорировать личную историю или забыть про обычные способы работы. Я предлагаю дополнительный или альтернативный ход, который может внести в работу свежую струю и придать ей новые силы.
Откровенность, однако, требует признать, что мой опыт показывает: как только клиент и терапевт начинают действительно осознавать то, что присутствует в текущей реальности, начинают происходить следующие изменения.
? Увеличивается непосредственность общения.
? Растет внимание к текущим жизненным переживаниям.
? Растет осознание того, что то, что не актуально, находится на определенном психологическом расстоянии.
? Терапевт все меньше вмешивается и все больше становится свидетелем выполнения клиентом все большей части своей работы, прохождения им своего пути.
? Появляются неожиданные изменения в системе конструктов себя-и-мира у клиента и в его эмоциях, что приводит к соответствующим воздействиям на жизнь клиента вне кабинета психотерапевта.
Коротко говоря, чувствительность к тому, что актуально в данный момент, имеет тенденцию становиться все более центральным моментом работы в целом.
Разумеется, внимание к актуальному, сиюминутном переживанию клиента не есть нечто уникальное, присущее лишь излагаемому подходу. Эффективные терапевты часто обращают внимание на сиюминутное состояние и аффект клиента. Наверное, менее привычно убеждение в том, что ход терапии окажется более действенным, а его результаты более устойчивыми, если главной сферой внимания и действий терапевта явится непосредственное переживание клиента — причем больше актуальное имплицитное, чем явное содержание переживания.
Развитие этого подхода и следование ему приведет к обновлению, придающему силы и психотерапевтической работе, и общей жизненной позиции клиента.
Обоснование акцента на актуальном
Очевидно, что решающая цель данного подхода — усилить непосредственное субъективное осознавание самого клиента. Это противостоит более привычной цели и клиента и терапевта, состоящей в собирании и избирательном использовании информации о клиенте и его жизненной истории.
Большинство клиентов (по сути, большинство из нас — клиентов, терапевтов, людей вообще) осознают самих себя в основном в качестве объектов наблюдения, управления, размышления, планирования или воспоминания. В некоторых случаях это может быть необходимым и продуктивным. Однако, когда мы пытаемся посредством психотерапии придти к тому, чтобы наша жизнь приносила больше удовлетворения и меньше разочарований и фрустраций, объективное знание о себе неадекватно для решения этой задачи.
Мы лишь в очень ограниченной степени осознаем свое существование в текущий актуальный момент и себя как субъекта жизни. Поэтому мы склонны думать о себе как об объекте, которым мы управляем с целью сделать его таким, каким мы хотим (т.е. не таким, каков он есть). Таким образом, мы становимся нами-субъектами, воздействующими на мы-объекты. Такое расщепление нашего существования является принципиально антитерапевтическим.
В противоположность этому мой опыт психотерапевта, супервизора и консультанта других психотерапевтов убедил меня в важной истине о бытии человека: Рост осознания самих себя в текущий момент означает рост эффективности управления собой и рост удовлетворенности своей жизнью.
Цель психотерапии, по меньшей мере подразумеваемая, состоит в развитии и укреплении самопознания и самоуправления у клиента. Наши клиенты очень часто представляют себя как простые объекты, находящиеся под влиянием неизвестных и неподвластных им сил. Психотерапия актуального стремится пробудить спящую субъектность клиента и способствовать росту ощущения осознанного выбора.
Когда клиент и терапевт говорят о клиенте и, в частности, о клиенте в другое время и в другом месте, они утверждают клиента-как-объект. Когда же клиент учится осознавать свое существование в данный момент, а терапевт помогает такому взгляду и поддерживает его, то пробуждается клиент-как-субъект. Иногда это называют «приданием сил»(empowering). Я думаю, это ошибочное определение. Мы не можем вложить силу в кого-то другого. Клиент-как-субъект осознает или начинает осознавать свое непосредственное существование и таким образом получает доступ к своим собственным силам, находившимся до этого в латентном состоянии.
Сила, когда мы думаем о ней в психологическом контексте, обычно означает способность осуществлять изменения, согласующиеся с намерениями человека. Понятно, что эффективное использование силы требует знания себя и приложения этого знания в текущей непосредственной ситуации. Психотерапия, утверждающая конгруэнтность намерения клиента и его переживания (явного или имплицитного), помогает клиенту обрести целостность и тем самым — ощущение своей силы.
Вклад терапевта
Центральный момент такого взгляда на терапевтический процесс состоит в том, что клиент получает помощь в обретении своей субъектности, когда терапевт точно выявляет то, что неявно присутствует, но игнорируется сознанием клиента в каждый момент времени. Разумеется, нежелательно, да и невозможно заниматься только этим, но когда это делается с учетом готовности клиента к принятию такой обратной связи, выигрыш оказывается очень значительным.
Ключевое слово предыдущего абзаца — «выявляет». Оно употреблено в противовес терминам «предлагает» и «учит». Выявить означает в данном контексте пролить свет на то, что уже есть и ждет своего признания. Понятно, что для этого требуется интуиция, чувствительность и готовность отложить другие пункты плана. Большинству из нас для осуществления такого сдвига фокуса внимания требуется немалая практика и дисциплина. Еще больше терпения и усилий требуется для того, чтобы выработать навык осуществлять такого рода воздействие.
Выше я говорил о том, что «неявно присутствует, но игнорируется». Возвращение клиенту такого рода наблюдений требует от терапевта осторожных и взвешенных действий. В принципе, терапевт должен двигаться от констатации («Ваши слова звучат очень отстраненно») через отражение («Как часто вы обнаруживаете это в ваших мыслях!») к интерпретации, опирающейся на часто встречающиеся способы поведения («Вот и опять, как только вы оказываетесь перед лицом трудного выбора в вашей жизни, ваши мысли обращаются к вашей матери»).
Эта последовательность из трех шагов эффективна лишь в том случае, когда на каждом этапе осуществляются адекватные и повторяющиеся конфронтации, и лишь после этого фокус смещается на следующий этап. Таким образом, работа в течение некоторого времени может вращаться вокруг простой констатации и выявления — до тех пор, пока клиент не начнет делать такого рода наблюдения самостоятельно3.
Когда это произойдет, работа продолжается, но включает теперь еще и отражения повторяющихся способов поведения — желательно просто в форме обращения внимания клиента на один или два из них, пока они также не станут вполне очевидными для него. В этот момент, как правило, можно переходить к следующим способам поведения, и если первые усилия были эффективны, впоследствии на это будет обычно уходить гораздо меньше времени и сил. Далее обе эти формы выявления — констатация и отражение — должны быть продолжены, и в дополнение к ним терапевт начинает подчеркивать устойчивые способы поведения и их последствия.
Эта важная последовательность действий терапевта будет эффективна лишь в том случае, если она осуществляется терпеливо, если воздействия терапевта точны настолько, что клиент почти сразу же принимает их, и если клиент уже по опыту знает, что такого рода реплики терапевта — это помощь, а не поиск его недостатков или выдача инструкций.
Два контрастирующих интервью
Для того чтобы проиллюстрировать различие между обычными способами работы и подходом, обращенным к актуальному (тому, что происходит в данный момент), я привожу здесь два вымышленных интервью. Первое из них представляет собой достаточно типичное первое интервью с клиентом, пришедшим на психотерапию.
Интервью, фокусирующееся на информации [2]
Клиент (Кл) — Бетти Блэк; терапевт (Тер) — Джейн Норман
Десятью днями ранее Бетти позвонила с просьбой о встрече, сказав, что она «давно» подумывала о психотерапии и чтотеперь она созрела, чтобы «войти» в нее. Была назначена встреча на сегодня. Бетти приезжает вовремя, входит в комнату для консультаций и охотно садится в кресло для клиента. Она несколько чопорно сидит, положив рядом свою сумочку и сложив руки на коленях, выжидательно смотрит на терапевта.
Тер: Вы сказали по телефону, что в течение некоторого времени думали о терапии, прежде чем, наконец, решили, что сейчас время пришло. Расскажите, что вас заботит (Терапевт направляет внимание клиентки к прошлому, хотя и строит вопрос в настоящем времени.)
Кл: Ну, дело в том, что у меня есть привычка обо всем до безумия переживать, по крайней мере, так говорит мой муж. И я... я думаю, он прав. Такое впечатление, что мне трудно относиться ко всему спокойно и жить дальше. Моя подруга Барбара воспринимает все, как мне кажется, легко, и иногда я думаю, что она счастлива, а иногда... (Клиентка описывает себя в объективированной манере и при этом даже цитирует чужие слова, в основном своего мужа. Ее отношение к себе как к объекту еще больше подчеркивает потребность сравнивать себя с другим человеком, чтобы обрисовать свой собственный образ жизни.)
Тер: Вам временами хочется быть больше похожей на Барбару, да? Когда это чаще всего случается? («Временами» и «чаще всего» переводит весь разговор на абстрактный уровень.)
Кл: Мне трудно сказать... Мне кажется, чаще в тех случаях, когда я пыталась иметь дело с людьми, которых я не очень хорошо знаю... По крайней мере, это первое, что мне сейчас приходит в голову. (Бетти впервые пытается обратиться к тому, что актуально, но делает это способом, отрицающим важность актуального.)
Тер: Например...
Кл: Как в магазине или... О, я знаю хороший пример: я ужасно мучалась, думая, что сказать рабочим в гараже, когда они не позаботились о машине так, как должны были. (Бетти радуется конкретному примеру, но оставляет его в прошедшем времени. Ее текущее удовлетворение от того, что она нашла пример, игнорируется.)
Начиная отсюда, я буду приводить комментарии лишь в исключительных случаях или же для того, чтобы проиллюстрировать другие, более актуальные и связанные с текущим моментом способы реагирования.
Тер: И что же вы сделали?
Кл: (Смущенно.) В конце концов я попросила мужа поговорить с ними вместо меня. (Делает удрученное лицо.)
Тер: Вам часто приходится просить его делать за вас такого рода вещи? (Смущение Бетти явно и актуально, и его стоило признать. Реплики типа «Вас смущает разговор об этом» или «Похоже, вам не очень удобно говорить об этом» включили бы это актуальное переживание в работу.)
Кл: Да нет... (Останавливается, думает.) Да пожалуй, по крайней мере, временами. (Пауза.) Вы думаете, я слишком завишу от него? О, это не слишком хороший вопрос, да? Вы же меня пока еще не знаете.
Тер: Нет, но я начинаю узнавать вас. Что еще вы бы хотели рассказать мне о себе?
Кл: Ну... что я... я очень добросовестная. Можно сказать, это одно из моих хороших качеств. Почти все, кто меня знает, сказали бы вам об этом.
Тер: Мм-хмм. (Актуально происходящее получило бы больше внимания, если бы терапевт сказала: «Вы испытываете удовлетворение, что вы такая, правда?» или «Говоря о своей надежности, вы испытываете совсем другое чувство, чем это было, когда мы говорили о вашем обращении за помощью к мужу.»)
Кл: В этом я похожа на моего отца. Он обычно говорил, что его слово крепко, как скала.
Тер: Он еще жив?
Кл: Нет, он умер два года назад.
Тер: Вы были близки с ним?
Кл: Ну да, пожалуй. Я имею в виду, он был в определенном смысле интровертом, и быть к нему очень близким было трудно... но мне кажется, в глубине мы были... я не уверена в этом. («Даже сейчас вы не уверены в этом». Здесь имело бы смысл зацепиться за эту неуверенность, а не привязывать ее прочно к отцу, поскольку у терапевта есть лишь этот маленький кусочек знания о том, что не высказано.)
Тер: С матерью было иначе?
Кл: О да! Мы были... мы очень близки. Она еще жива и вполне здорова... для человека, которому за семьдесят.
(Терапевт могла бы заметить: «Здесь никакой неуверенности в ваших чувствах нет, не так ли?»)
Тер: У вас есть братья или сестры?
Кл: Сестра. Она на десять лет старше меня...
Тер: Какие у вас отношения с ней?
Кл: Прекрасные. (Пауза.) Вы понимаете, она была настолько старше, так что просто... («Вы не закончили эту фразу.)
Тер: Так что, вас было всего двое? Вам хотелось когда-нибудь, чтобы вас было больше?
Кл: Хм, больше сестер или братьев? (Терапевт занята сбором общей информации и, похоже, в основном игнорирует субъективность клиентки, проявляющуюся в ее ответах.)
Тер: Да.
Кл: Ну, я не знаю. Никогда об этом не задумывалась.
Тер: Были ли рядом с вами, когда вы росли, другие члены семьи — двоюродные братья и сестры, тети, дяди, бабушки и дедушки?
Кл: Да, конечно. Мамины родители жили рядом с нами, пока я не уехала в колледж, и мы встречались с ними почти каждую неделю.
Тер: Вам это нравилось? Вы были близки с ними? (Это очень похоже на выуживание сведений. К этому моменту в протоколе беседы нет никакой явной линии заинтересованности клиентки, которой следовала бы терапевт.)
Кл: Да. Я считала их просто замечательными, особенно когда была маленькой. Они всегда приносили мне маленькие подарки или водили в места... типа цирка или детских представлений. (В ее голосе звучит мечтательная нотка.)
Тер: Кто-нибудь из них еще жив?
Кл: Нет, никого. Хотя бабушка умерла всего три года назад. Я скучаю по ней. (Терапевту надо обратить внимание,
испытывает ли клиентка это чувство в данный момент, или просто рассказывает о нем. И похоже, что отвечать что-то клиентке еще слишком рано.)
Тер: Вы часто видели ее в последние годы перед ее смертью?
Кл: Не очень. Она была такой старой, а я была так занята в школе, а потом на работе... Вы понимаете, как это происходит. («А как это происходит в вас сейчас, во время нашего разговора?»)

Библиотека
назад
вперёд